Пока храпят седые сторожа,
банкиры, проститутки и поэты,
на небесах, посудой дребезжа,
заваривают будущее лето;

и некто, чьё лицо не разглядеть,
себе под нос насвистывает песню...
Кипит вода, поблёскивает медь
и стелется парок по поднебесью;

а он бормочет что-то о весне,
пахучие размешивая травы...

Снегов последних сбрасывая траур,
земля трещит
и корчится во сне.

Когда закончится коньяк,
я выйду из дому, печален,
и дрогнут крылья за плечами,
но не расправятся никак.

И направляясь по кривой,
я закурю с привычным вздохом...
Да. До "К. Б." придётся пёхом.
А впрочем, чёрт с ним. Не впервой.

Стихов ещё с десяток накропав,
покинуть этот город по-английски,
лишаясь рода, племени и прав,
забыв любимых, любящих и близких,
махнуть куда-то, к чёрту на рога.
(Пускай, там тоже суетно и шумно.)
Не воспевать иные берега,
а просто жить. Нелепо и бездумно.
И боле никого уж не искать
средь кабаков и парковых беседок.
Быть точкой на листе. Существовать...
Ну, может быть, увлечься напоследок
шизофреничкой в перьях и шелках.
О ней писать с невыразимой грустью...

И вздёрнуться на собственных шнурках
в каком-нибудь уютном захолустье.

Когда закончится коньяк,
я выйду из дому, печален,
и дрогнут крылья за плечами,
но не расправятся никак.

И направляясь по кривой,
я закурю с привычным вздохом...
Да. До "К. Б." придётся пёхом.
А впрочем, чёрт с ним. Не впервой.

Не ходи по воде, не виси на гвозде,
не заканчивай эту строку...
Если замысел божий пошёл по пизде,
то куда уж тебе, дураку.

Ты - размытая тень между двух фонарей,
а внутри - только плесень и пыль.
Да в кармане ключи от ненужных дверей
бестолково звенят о бутыль,

возвещая, что жизнь до смешного легка,
и цена её - ломаный грош...
А по тёмному небу плывут облака,
а по тёмному небу плывут облака,
а под ним, там, где в море впадает река,
ты, как призрак, уныло бредёшь.

Когда, не грешен и не свят,
не раб ни сердцу, ни уму,
ни перед кем не виноват
и не обязан никому,
ко всем повёрнутый спиной,
сквозь одиночества моря
бредёшь по улице ночной
от фонаря до фонаря
в каком-то радостном бреду,
плевав на перечень утрат,
и забываешь на ходу
всё то, что было шаг назад,
все растворяет пустяки
зерцало лужицы рябой...

Тогда рождаются стихи.
И боги плачут над тобой.

Осень. Бутыль пустая.
Сердца неровный стук...
Каменных сфинксов стая
клином летит на юг,

к самому устью Нила,
в древние времена...
Я им машу уныло
из своего окна.

Мне не пуститься следом
сквозь облаков бурьян.

Я уже слишком пьян...
Так я прощаюсь с летом

Не ходи по воде, не виси на гвозде,
не заканчивай эту строку...
Если замысел божий пошёл по пизде,
то куда уж тебе, дураку.

Ты - размытая тень между двух фонарей,
а внутри - только плесень и пыль.
Да в кармане ключи от ненужных дверей
бестолково звенят о бутыль,

возвещая, что жизнь до смешного легка,
и цена её - ломаный грош...
А по тёмному небу плывут облака,
а по тёмному небу плывут облака,
а под ним, там, где в море впадает река,
ты, как призрак, уныло бредёшь.

Пока бузят, роняя перья,
орлы на выцветших гербах,
пока по швам трещат империи,
а императоры в бегах;
пока искрится, догорая,
Эпохи высохший чурбак,
нальём и выпьем, дорогая.
Нальём и выпьем. Просто так.

И безобразных страхов чудища
уйдут, вздыхая тяжело...
Ты только не болтай о Будущем.
Оно пришло.

можно думать не головой
а например углом комнаты
углом комнаты можно писать стихи
"вот ножка стула - она помнит
встречу с мизинцем твоей ноги"
дело привычки и обучения
думать можно даже дождем
это достойное увлечение
истина где-то в нем
человек - странное существо
в котором отсутствует постоянство
иногда заглядываешь под стол
а там суггестивное нуль-пространство
о котором рассказывал сам В. Цой
в балладе о Мудреце и Дыне
залезешь туда и сидишь овцой
не в силах подобрать происходящему имени