Это ты, теребя
штору, в сырую полость
рта вложила мне голос,
окликавший тебя.

Я был попросту слеп.
Ты, возникая, прячась,
даровала мне зрячесть.
Так оставляют след.

Так творятся миры.
Так, сотворив их, часто
оставляют вращаться,
расточая дары.

Душа пуста, часы идут назад.
С земли на небо серый снег несётся.
Огромные смежаются глаза.
Неведомо откуда смех берётся.

Всё будет так, как хочется зиме.

Больная птица крыльями закрылась.
Песок в зубах, песок в цветах холодных.
Сухие корешки цветов голодных.

Всё будет так, как хочется зиме.

Душа пуста, часы идут назад.
Атлас в томленье нестерпимой лени
Cклоняется на грязные колени.
Как тяжек мир, как тяжело дышать.
Как долго ждать.

Над головой
созвездия мигают.
И руки сами тянутся
к огню…

Как страшно мне,
что люди привыкают,
открыв глаза,
не удивляться дню.
Существовать.
Не убегать за сказкой.
И уходить,
как в монастырь,
в стихи.
Ловить Жар-птицу
для жаркого
с кашей.
А Золотую рыбку -
для ухи.

Рыбу купил и съел
Рыба чешуйчата
Нет никаких дел
Суетность и тщета
Слово и есть залог
Эти слова больны
Мой примитивен слог
В свете такой луны
Я примитивен сам
Вот я хожу во сне
И к четырем часам
Что-то кричит во мне
Ворон сорока тварь
С перьями не понять
Вот он уже январь
Вот меня не обнять
Не подойти ко мне
Даром что есть земля
Я не лежал в земле
Сбитые доски для
Черновика в столе
Я же увидел сон
Окна до потолка
Водка для похорон
Черная как река
Мне не хватает тризн
Оясомнамбула
Я не запомнил жизнь
Если она была
Значит была во сне
В омуте для больных
Рыбою на блесне
Билась внутри немых
Это знакомый ритм
Помню по дневнику
Лезвия сотни бритв
Тянутся к языку
Я говорю про речь
Пьющих вино луны
Мне бы хотелось лечь
Чтобы увидеть сны
Как желтоватый воск
Тает на муляже
Тела и тлеет мозг
Я не проснусь уже

1979

Как-то приснился мне
— нет, не Гомер-Омир —
на голубом слоне
Хлебников Велимир.

Вишну! — кричал я, — ты!
Или всё это сон?
Розовые цветы
хоботом нюхал слон.

Солнце — багровый шар.
Тонких носилок тень.
Так начинался жар,
я просыпался: день.

Тусклый, сквозь шторы, свет;
воздух — как бы вода.
Было мне десять лет,
я умирал тогда.

Лают бешено собаки
в затухающую даль,
я пришел к вам в черном фраке
элегантный, как рояль.

Было холодно и мокро,
жались тени по углам,
проливали слёзы стёкла,
как герои мелодрам.

Вы сидели на диване,
походили на портрет.
Молча я сжимал в кармане
леденящий пистолет.

Расположен книзу дулом,
сквозь карман он мог стрелять,
я все думал, думал, думал -
убивать, не убивать?

И от сырости осенней
дрожи я сдержать не мог,
Вы упали на колени
у моих красивых ног.

Выстрел, дым, сверкнуло пламя,
ничего уже не жаль.
Я лежал к дверям ногами -
элегантный, как рояль.

1959 год

Как-то приснился мне
— нет, не Гомер-Омир —
на голубом слоне
Хлебников Велимир.

Вишну! — кричал я, — ты!
Или все это сон?
Розовые цветы
хоботом нюхал слон.

Солнце — багровый шар.
Тонких носилок тень.
Так начинался жар,
я просыпался: день.

Тусклый, сквозь шторы, свет;
воздух — как бы вода.
Было мне десять лет,
я умирал тогда.

1997

За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей, —
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.

Мне на плечи кидается век–волкодав,
Но не волк я по крови своей:
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей...

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе;
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе.

Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет

А примут ли люди
Их песни, далёкие как
Сияние Альфа Центавры,
Как центуриона, снискавшего лавры,
Короткий невидимый знак?
Мечтая о чуде,
Дрались и бодались во мгле,
Герои и монстры,
Которые вдруг оказались,
Ненужными, словно огарки поленьев в золе.
Но муза моя, что жалит больней, чем оса,
Становится голосом, нянчащим их голоса,
Знакомым и близким.
Ахилл и Тезей, не из Леты, а здесь за стеной,
Воскресшие боги, беседуют тихо со мной,
На твёрдом, как скалы, английском.

Вчера мой кот взглянул на календарь
И хвост трубою поднял моментально,
Потом подрал на лестницу, как встарь,
И завопил тепло и вакханально:
«Весенний брак! Гражданский брак!
Спешите, кошки, на чердак…»И кактус мой — о, чудо из чудес! —
Залитый чаем и кофейной гущей,
Как новый Лазарь, взял да и воскрес
И с каждым днем прет из земли всё пуще.
Зеленый шум… Я поражен:
«Как много дум наводит он!»Уже с панелей смерзшуюся грязь,
Ругаясь, скалывают дворники лихие,
Уже ко мне забрел сегодня «князь»,
Взял теплый шарф и лыжи беговые…
«Весна, весна! — пою, как бард,—
Несите зимний хлам в ломбард».Сияет солнышко. Ей-богу, ничего!
Весенняя лазурь спугнула дым и копоть,
Мороз уже не щиплет никого,
Но многим нечего, как и зимою, лопать…
Деревья ждут… Гниет вода,
И пьяных больше, чем всегда.Создатель мой! Спасибо за весну! —
Я думал, что она не возвратится,—
Но… дай сбежать в лесную тишину
От злобы дня, холеры и столицы!
Весенний ветер за дверьми…
В кого б влюбиться, черт возьми!