Вот так спишь, ешь, пьешь,
воюешь с тенями,
дрессируешь вошь,
организуешь цунами
в кружке пива.
Ищешь своё,
желаешь вся.
А жизнь
тащится мимо,
пока ты выё
живаешься.

Что находилось во чреве кита?
Шпроты, сардины, кусочек винта,
Горстка пиастров (флоринов на сто),
Ласты и паспорт на имя Кусто,
Тятя, и дети, и сети впридачу,
Чача (ну, как в океане без чачи!)
Краденый катер, пустой батискаф,
Кладоискатель, уставший, искав
Амфоры в длинных подводных траншеях,
Автор неизданный с камнем на шее,
Столик, скамейки, немного старух,
Томик Сенеки, кино Говорух...
И на окраине в самом хвосте
Маска Кусто на косматом кусте.
Славно и вольно во чреве жилось,
Жаль, что Ионы нигде не нашлось.

У пустоты особый звук.
В нем шепот встреч и звон разлук,
В нем дребезжание обид,
И стон, когда душа болит.
И скрип заржавленных потерь
И завывания в метель,
Часов сердечных перебой
И вечный спор с самим собой…

вот и нет меня
вот и нет
на столе остывает обед
а я спрятался видимо где-то
может быть я за дверцей буфета?
в гардеробе?
в кармане пальто?
под газетой?
на створке трельяжной?
впрочем
это не так уж и важно
потому что не ищет никто

Блюз

Это жесткая осень,
Будто ржаной сухарь.
Джон копыта отбросил,
Ты же о нем слыхал.

Был он стар и несносен,
Грязно бранил жену.
В эту жесткую осень
Маза пошла ему.

Околела старуха,
Видимо, от тоски.
Этой осенью сухо
И не гудят виски.

Навалилась свобода —
Знай наливай да пей!
А он молится Богу,
Просит: «Меня добей».

«Ну и где тебя носит?» —
Стонет в густой туман.
В эту жесткую осень
Просто сойти с ума.

На кокосовом тросе,
Взятом на днях взаймы,
Зацепиться за осень,
Спрятаться от зимы.

Без картинок

И оправдываться не буду,
И проситься назад не стану.
Чуть потыкаю куклу Вуду
И обратно в сервант поставлю.

Посижу у окна в питейной,
Попускаю в стекло колечки,
И пойду на ночной Литейный,
И начну танцевать от печки.

Одинок? Ну и что ж такого?
Не красавец? Да так и было!
Но веселые три аккорда
Голова моя не забыла.

В этих звуках проснется удаль,
Стоит струн мне коснуться только.
И останусь я жив, покуда
Их мотив до конца не смолкнет.

Так кружитесь в осеннем вальсе,
Словно листья, седые кудри!
А печали делитесь на́ семь
И растайте в мудрёном утре.

И оправдываться не буду,
И проситься назад не стану.
Чуть потыкаю куклу Вуду,
И обратно в сервант поставлю.

День за днем стираю память,
Будто мел с доски,
Чтобы душу не поранить
Иглами тоски,

Чтобы не болтаться ночью
С мордой испитой
В караване многоточий
Острой запятой.

Не придумано лекарства
Лучше забытья.
За него свои полцарства
Я отдам, шутя,

В час, когда стакан сивухи
Близится ко дну —
У окна жужжат две мухи,
Можешь взять одну.

Под каблуком опавший желудь,
По швам трещит его броня.
Но желудей здесь не должно быть,
Как не должно быть и меня.
Мы оба странники юдоли —
Я острый меч, он хрупкий щит,
И потому согласно роли
Я наступаю, он трещит.
А после перевоплощенья
Ударит колокол по ком?
Меня, должно быть, как печенье,
Раздавит желудь каблуком.

Я - гражданин советского разлива.
Годами жду повестки боязливо.
Теплу и ласке солнечных лучей
Предпочитаю лампу в сто свечей.

Я научился жить почти бесследно -
Зимой ходить, не приминая снега,
И время мерить в литрах и кило.
Откроют дверь, а дома никого.

Гляжу на черный водоем,
На чашки липкий окоем
И думаю о смерти.
Не умереть ли нам вдвоем,
Порвав все взятое в наем,
Как письмецо в конверте?

Ведь те из нас, кто посмелей,
Твердят, что вместе веселей
Обнявшись падать в бездну.
Оставим свечи и елей
На погашенье векселей
И два свободных места…