Лети, мой конь спиралевидный,
На треугольного врага!
Ему лопатою на спину
Мы накидаем творога!
И к облакам кубообразным
Взлетит его мятежный дух.
И снова станет всё прекрасно,
И джаз лелеять будет слух!
Но мы не будем ржать ехидно.
Ведь чётко знает каждый пень:
Что есть наш мир спиралевидный
Прогресса высшая ступень!

Летела сотня бубликов на юг.
Росли цветочки. Солнышко сияло.
Слепой механик шил морских зверюг,
Укутав жопу старым одеялом.
Пятнадцать дам, курсируя в тоске,
Зверюг чудесных ждали с нетерпеньем.
А тот всё шил в очках и в колпаке,
Гундя своё причудливое пенье.
И, наконец, зверюгу получив,
Её на части дамы разрывали
И лунной ночью, выйдя на обрыв,
От счастья непонятного рыдали.
Их слезы обжигали горячо.
И, прибежав к механику обратно,
Они ревели: дай ещё, ещё!
И клочья вверх бросали многократно.

Отведав деревянного компота,
Я спал, танцуя вальс, на потолке.
Крылатый чайник мучался зевотой,
Резиновой, как сосны в молоке.
Ботинок человеческий попался,
Куриный, как безумец, ну и что?
Варись же, саблезубая русалка,
Дразня спиралевидные пальто!
Я сам проснулся, вишенки нелепей.
Весь мир был однозначен и суров.
Гуляли мирно в треугольном небе
Стада кубообразных облаков.

Там, где призраки бродят сутулые,
В переулках под вечным дождем,
Пела песенку девочка хмурая
Траляля, все мы скоро умрем.
Сколько было, насыпав ей мелочи
В бесконечно худую ладонь,
Прошептал я: прошу тебя, девочка,
Мне твоя травит душу гармонь.
Лучше спой мне про солнышко теплое,
Про кузнечиков, бабочек, пчел..
Но сказало дитё непутевое:
Извращенец бля нахуй пошел.
И побрел я глухими кварталами,
Под промокшим сутулясь плащем,
Напевая губами усталыми
Траляля, все мы скоро умрем.

Пришла весна. Самоубийцы
ликуют, в петлях трепеща.
Блаженством, замершим на лицах,
Приводят в бешенство врача.
И не прервать ему до ночи
Счастливцев умерших поток.
Устали руки, слепнут очи,
Кружится белый потолок.
А после, словно призрак зыбкий,
Бредёт он средь огней ночных,
Смотря с безумною улыбкой
На лица хмурые живых.

***
Велик простор родного края.
И тем горды его сыны.
Угрюмый торт в ботинок лаял,
Чем грудь, а, может, и хурмы.
Весна. Воробушки ликуют.
Скворцы влетают в новый дом.
А все влияние жидкой сбруи
У перехода за углом.
Так выйди, месяц, из тумана!
Не скоро львам его зашить.
И ночь проколет грудь экрана,
Чтоб дальше выхухолям жить.

Снизу вверх хорошо читается

Были облака белее ваты.
Мухоморы мощные росли.
Прыгая под небом волосатым,
Мы лягушек-роботов пасли.
Их спиралевидные пружины
Без конца играли вальс Бостон.
Мятных гор царапали вершины
Солнца нежный синхрофазотрон.
Припадая к этим сладким ранам,
Мы вкушали знания и сны.
В головах рассасывались тайны.
Знанья были свежи и вкусны.
Это все удачно проходило.
Возле кухни, до тех пор, пока
В пасти золотого крокодила
Солнце не пропало на века.
Ты скачи, моя лягушка-робот,
Ты неси меня на смертный бой.
В крокодилий выдуманный хобот
Я пущу стрелу одной ногой.
Выйдет наше солнце дорогое,
Упадет на травку крокодил.
Вновь настанет время золотое,
Время процветанья добрых сил.

Луна в созвездьи Скорпиона
Струит на Землю жёлтый яд.
На дне початого флакона
Мудрено чертики галдят.
Открыв окошко, полной грудью
Вдыхаем тьму, вдыхаем свет.
Мы - скорпионы, мы не люди.
Нам всем по сотне тысяч лет.
Занесены песчаным вихрем
Издалека мы в этот мир.
Мы прилетели и затихли
В пространствах улиц и квартир.
И день придет, и дрогнет небо,
И, сняв заслоны с наших глаз,
Звоня в натянутые нервы,
Царь Скорпион разбудит нас.

В общем, я не достоин прощения.
Я устроил здесь ёбаный цирк.
Непрерывно творя извращения,
Я был пьян, куртуазен и пылк.
Я срывал с милых дамочек трусики.
Бегал голый и членом махал.
Офицанта назвал милым пупсиком
И ебаться с тортом предлагал.
А потом я ушел, недопонятый,
Получивши по жопе ногой.
Офицантками юными проклятый,
Словно Чацкий, гонимый толпой.
И, когда я проснулся, описавшись,
И верёвку продел сквозь крючок,
Мне под дверь прилетела записочка:
С Вами весело. Ждём Вас ещё.

Скрючены деревья.
Бледная Луна.
Каплет в пух и перья
Жёлтая слюна.
Рты свои закройте,
Прекратите вой.
Мне попался в когти
Ангел молодой.
Пусть во тьме кружатся
Клочья облаков.
Ангел входит в царство
Тысячи клыков.
Кровь польет ручьями
Изо рта на грудь.
Кости спрячу в яме.
Зашифрую путь.
Пусть над ямой свищет
Ветер день деньской,
Да безумный нищий
Ухает совой.
Только зря слюною
Щедро капал я,
Ангела с блесною
Проглотил шутя.
Погруженный в жидкость,
Жду судьбу теперь.
Пас меня с наживкой
Покрупнее зверь.