Ты позвонишь — меня не будет дома.
Какая чушь: нигде не буду я
Лишь по страницам маленького тома
Ещё метаться будет жизнь моя.

Я там честней, значительней и выше.
Меня впервые не за что корить.
Но нет меня — я потихоньку вышел
Бессонной ночью в вечность покурить.

Молчим, и каждый о своем,
И тишину заполнить нечем.
Как одиночество вдвоем
Сутулит спины нам и плечи.
Намучившись,намаявшись с тоской
Я говорю с тоской глубокой
Остаться снова бы одной
Чтоб перестать быть одинокой.

На фото Юлия Друнина и второй муж поэтессы режиссер и сценарист Алексей Каплер.

Печатать надо быстро, но не так,
как я – теряя буквы в спешке.
У слова жизнь потерян мягкий знак,
А жизн тверда, как старые орешки.

А пальцы пляшут. Строчка снова рвется,
все буквы вразнобой и кувырком,
и мне теперь всю жизн, всю жизн придется
ходить по острым камням босиком.

Тополь стоит,
наготу терпя,
словно скелет
самого себя.
Слишком прозрачны,
очень пусты
черные
неживые кусты.
Тихой тропинки
грустный излом

без продоженья...

Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я делал не так;
Извините:
Жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь…
И по-другому прожить обещаю.
Если вернусь…
Но ведь я не вернусь.

Ул. Ленина, 7, Петрозаводск
Стена дома с информацией о том, что здесь жил Роберт Рождественский.

Никому из нас не жить повторно.
Мысли о бессмертьи -
суета.
Миг однажды грянет,
за которым -
ослепительная темнота...
Из того, что довелось мне сделать,
Выдохнуть случайно довелось,
может, наберется строчек десять...

Хорошо бы,
если б набралось.

Я стою, приготовившись к смерти,
Слышу гул нестерпимый вдали...
Так береза, схватившись за ветер,
Отрывает себя от земли.

По праву старика, а стало быть, по праву
Беспамятной грозы, идущей на покой,
Я замахнусь на вас, бредущую ораву,
Я замахнусь на вас тяжелою клюкой.

Бредете вы за мной ордою мелконогой,
А я уже давно шагнул за тот предел,
Где, лапти развязав, сидят и дремлют боги,
И каждый тучный бог при грозной бороде.

Сидят, как мужики, а может, как цыгане,
Закинув в синеву задумчивые лбы,
Путей своих земных не ведая заране,
Угрюмо матерясь посланцами судьбы.

На небе облака, как кряжистые срубы,
Заходит в березняк неслышный ветер мглы,
А боги и во сне, как кони, белозубы,
И так гудит их кровь, что клонятся стволы.

Сыплет снег и днем и ночью,
Это, верно, строгий бог
Старых рукописей клочья
Выметает за порог.

Все, в чем он разочарован –
Ворох песен и стихов, –
Увлечен работой новой,
Он сметает с облаков.

Комментарий автора: «Это стихотворение написано в 1950 году на ключе Дусканья и передано Пастернаку почтой. Входит в "Колымские тетради". Одно из тех стихотворений, которые нравились Пастернаку».

Граффити с портретом Варлама Шаламова в Москве, на стене дома номер 9 в 4-м Самотечном переулке. Этот дом находится около Музея истории ГУЛАГа.
Художник Zoom.

Ощутил в душе и теле
Первый раз за много лет
Тишину после метели,
Равномерный звездный свет.

Если б пожелали маги
До конца творить добро,
Принесли бы мне бумаги.
Спички. Свечку. И перо.